Рэй Дуглас Брэдбери

Летнее утро, летняя ночь

Лето кончилось

Один. Два. Хэтти замерла в постели, беззвучно считая тягучие, неторопливые удары курантов на здании суда. Под башней пролегли сонные улицы, а эти городские часы, круглые и белые, сделались похожими на полную луну, которая в конце лета неизменно заливала городок ледяным свечением. У Хэтти зашлось сердце.

Она вскочила, чтобы окинуть взглядом пустые аллеи, прочертившие темную, неподвижную траву. Внизу едва слышно поскрипывало растревоженное ветром крыльцо.

Глядя в зеркало, она распустила тугую учительскую кичку, и длинные волосы каскадом заструились по плечам. То-то удивились бы ученики, подумала она, случись им увидеть эти блестящие черные волны. Совсем неплохо, если тебе уже стукнуло тридцать пять. Дрожащие руки вытащили из комода несколько припрятанных подальше маленьких свертков. Губная помада, румяна, карандаш для бровей, лак для ногтей. Воздушное нежно-голубое платье, как облачко тумана. Стянув невзрачную ночную сорочку, она бросила ее на пол, ступила босыми ногами на грубую материю и через голову надела платье.

Увлажнила капельками духов мочки ушей, провела помадой по нервным губам, оттенила брови, торопливо накрасила ногти.

Она вышла на лестничную площадку спящего дома. С опаской взглянула на три белые двери: вдруг распахнутся? Прислонившись к стене, помедлила.

В коридор так никто и не выглянул. Хэтти показала язык сначала одной двери, потом двум другим.

Пока она спускалась вниз, на лестнице не скрипнула ни одна ступенька, теперь путь лежал на освещенное луной крыльцо, а оттуда - на притихшую улицу.

Воздух уже был напоен ночными ароматами сентября. Асфальт, еще хранивший тепло, согревал ее худые, не знающие загара ноги.

Как давно я хотела это сделать. - Она сорвала кроваво-красную розу, чтобы воткнуть ее в черные волосы, немного помедлила и обратилась к зашторенным глазницам окон своего дома: - Никто не догадается, что я сейчас буду делать. - Она покружилась, гордясь своим летящим платьем.

Вдоль череды деревьев и тусклых фонарей бесшумно ступали босые ступни. Каждый куст, каждый забор будто бы представал перед ней заново, и от этого рождалось недоумение: «Почему же я раньше на такое не отважилась?». Сойдя с асфальта на росистую лужайку, она нарочно помедлила, чтобы ощутить колючую прохладу травы.

Патрульный полицейский, мистер Уолцер, шагал по Глен-Бэй-стрит, напевая тенорком что-то грустное. Хэтти скользнула за дерево и, прислушиваясь к его пению, проводила глазами широкую спину.

Возле здания суда было совсем тихо, если не считать, что сама она пару раз ударилась пальцами ног о ступени ржавой пожарной лестницы. На верхней площадке, у карниза, над которым серебрился циферблат городских часов, она вытянула вперед руки.

Вот он, внизу - спящий городишко!

Тысячи крыш поблескивали от лунного снега.

Она грозила кулаком и строила гримасы ночному городу. Повернувшись в сторону пригорода, издевательски вздернула подол. Закружилась в танце и безмолвно засмеялась, а потом четыре раза щелкнула пальцами в разные стороны.

Не прошло и минуты, как она с горящими глазами уже бежала по шелковистым городским газонам.

Теперь перед нею возник дом шепотов.

Притаившись под совершенно определенным окном, она услышала, что из тайной комнаты доносятся два голосам мужской и женский.

Хэтти оперлась о стену; ее слуха достигали только шепоты, шепоты. Они, как два мотылька, трепетали внутри, бились об оконное стекло. Потом раздался приглушенный, неблизкий смех.

Хэтти подняла руку к стеклу, лицо приняло благоговейное выражение. Над верхней губой проступил бисер пота.

Что это было? - вскрикнул находившийся за стеклом мужчина.

Тут Хэтти, подобно облачку тумана, метнулась в сторону и растворилась в ночи.

Она долго бежала, прежде чем снова задержаться у окна, но уже совсем в другом месте.

В залитой светом ванной комнате - не иначе как это была единственная освещенная комната на весь городок - стоял молодой человек, который, позевывая, тщательно брился перед зеркалом. Черноволосый, голубоглазый, двадцати семи лет от роду, он служил на железнодорожном вокзале и ежедневно брал на работу бутерброды с ветчиной в металлической коробочке. Промокнув лицо полотенцем, он погасил свет.

Хэтти притаилась под кроной векового дуба - прильнула к стволу, где сплошная паутина да еще какой-то налет. Щелкнул наружный замок, скрипнул гравий под ногами, звякнула металлическая крышка. Когда в воздухе повеяло запахами табака и свежего мыла, ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять: он проходит мимо.

Насвистывая сквозь зубы, он двинулся по улице в сторону оврага. Она - за ним, перебегая от дерева к дереву: то белой вуалью летела за ильмовый ствол, то лунной тенью укрывалась за дубом. В какой-то миг человек обернулся. Она едва успела спрятаться. С бьющимся сердцем выждала. Тишина. Потом опять его шаги.

Он насвистывал «Июньскую ночь».

Радуга огней, укрепленных над краем обрыва, швыряла его собственную тень прямо ему под ноги. Хэтти была на расстоянии вытянутой руки, за вековым каштановым деревом.

Вторично остановившись, он больше не стал оглядываться. Просто втянул носом воздух.

Ночной ветер принес аромат ее духов на другой край оврага, как она и задумывала.

Она не шевелилась. Сейчас был не ее ход. Обессилев от бешеного сердцебиения, она прижималась к дереву.

Казалось, битый час он не решался сделать ни шагу. Ей было слышно, как под его ботинками покорно распадается роса. Теплые запахи табака и свежего мыла повеяли совсем близко.

Он коснулся ее запястья. Она не открыла глаза. А он не произнес ни звука.

Где-то в отдалении городские часы пробили три раза.

Его губы бережно и легко накрыли ее рот. Потом тронули ухо.

Он прижал ее к стволу. И зашептал. Вот, оказывается, кто подглядывал к нему в окна три ночи кряду! Он коснулся губами ее шеи. Вот, значит, кто крадучись шел за ним по пятам прошлой ночью! Он вгляделся в ее лицо. Тени густых ветвей мягко легли на ее губы, щеки, лоб, и только глаза, горевшие живым блеском, невозможно было спрятать. Она чудо как хороша - известно ли это ей самой? До недавних пор он считал ее наваждением. Его смех был не громче тайного шепота. Не сводя с нее глаз, он опустил руку в карман. Зажег спичку и поднял на высоту ее лица, чтобы получше разглядеть, но она притянула к себе его пальцы и задержала в своей ладони вместе с погасшей спичкой. Через мгновение спичка упала в росистую траву.

Пускай, - сказал он.

Она не поднимала на него взгляда. Он молча взял ее за локоть и увлек за собой.

Глядя на свои незагорелые ноги, она дошла вместе с ним до края прохладного оврага, на дне которого, меж замшелых, поросших ивами берегов, струилась бесшумная речушка.

Он помедлил. Еще немного - и она подняла бы глаза, чтобы убедиться в его присутствии. Теперь они стояли на освещенном месте, и она старательно отворачивала голову, чтобы ему было видно только ниспадающую темноту ее волос и белизну предплечий.

Он сказал:

Мрак летней ночи вдохнул ее спокойное тепло.

Ответом была ее рука, потянувшаяся к его лицу.

На следующее утро, спустившись по лестнице, Хэтти застала бабушку, тетю Мод и кузена Джейкоба, которые за обе щеки уминали остывший завтрак и не сильно обрадовались, когда она тоже подвинула себе стул. Хэтти вышла к ним в унылом длинном платье с глухим воротом. Ее волосы были собраны в небольшую тугую кичку, на тщательно умытом лице бескровные губы и щеки казались совсем белыми. От подведенных бровей и накрашенных ресниц не осталось и следа. Ногти, можно было подумать, никогда не знали блестящего лака.

Опаздываешь, Хэтти, - как сговорившись, протянули все хором, стоило ей только присесть к столу.

На кашу не налегай, - предостерегла тетя Мод. - Уже полдевятого. В школу пора. Директор тебе задаст по первое число. Нечего сказать, хороший пример учительница подает ученикам.

Все трое сверлили ее глазами. Хэтти улыбалась.

За двадцать лет впервые опаздываешь, Хэтти, - не унималась тетя Мод.

Все так же улыбаясь, Хэтти не двигалась с места.

Давно пора выходить, - сказали они.

В прихожей Хэтти прикрепила к волосам соломенную шляпку и сняла с крючка свой зеленый зонт. Домочадцы не спускали с нее глаз. На пороге она вспыхнула, обернулась и посмотрела на них долгим взглядом, будто готовилась что-то сказать. Они даже подались вперед. Но она только улыбнулась и выскочила на крыльцо, хлопнув дверью.

Лето кончилось

Один. Два. Хэтти замерла в постели, беззвучно считая тягучие, неторопливые удары курантов на здании суда. Под башней пролегли сонные улицы, а эти городские часы, круглые и белые, сделались похожими на полную луну, которая в конце лета неизменно заливала городок ледяным свечением. У Хэтти зашлось сердце.

Она вскочила, чтобы окинуть взглядом пустые аллеи, прочертившие темную, неподвижную траву. Внизу едва слышно поскрипывало растревоженное ветром крыльцо.

Глядя в зеркало, она распустила тугую учительскую кичку, и длинные волосы каскадом заструились по плечам. То-то удивились бы ученики, подумала она, случись им увидеть эти блестящие черные волны. Совсем неплохо, если тебе уже стукнуло тридцать пять. Дрожащие руки вытащили из комода несколько припрятанных подальше маленьких свертков. Губная помада, румяна, карандаш для бровей, лак для ногтей. Воздушное нежно-голубое платье, как облачко тумана. Стянув невзрачную ночную сорочку, она бросила ее на пол, ступила босыми ногами на грубую материю и через голову надела платье.

Увлажнила капельками духов мочки ушей, провела помадой по нервным губам, оттенила брови, торопливо накрасила ногти.

Она вышла на лестничную площадку спящего дома. С опаской взглянула на три белые двери: вдруг распахнутся? Прислонившись к стене, помедлила.

В коридор так никто и не выглянул. Хэтти показала язык сначала одной двери, потом двум другим.

Пока она спускалась вниз, на лестнице не скрипнула ни одна ступенька, теперь путь лежал на освещенное луной крыльцо, а оттуда - на притихшую улицу.

Воздух уже был напоен ночными ароматами сентября. Асфальт, еще хранивший тепло, согревал ее худые, не знающие загара ноги.

Как давно я хотела это сделать. - Она сорвала кроваво-красную розу, чтобы воткнуть ее в черные волосы, немного помедлила и обратилась к зашторенным глазницам окон своего дома: - Никто не догадается, что я сейчас буду делать. - Она покружилась, гордясь своим летящим платьем.

Вдоль череды деревьев и тусклых фонарей бесшумно ступали босые ступни. Каждый куст, каждый забор будто бы представал перед ней заново, и от этого рождалось недоумение: «Почему же я раньше на такое не отважилась?». Сойдя с асфальта на росистую лужайку, она нарочно помедлила, чтобы ощутить колючую прохладу травы.

Патрульный полицейский, мистер Уолцер, шагал по Глен-Бэй-стрит, напевая тенорком что-то грустное. Хэтти скользнула за дерево и, прислушиваясь к его пению, проводила глазами широкую спину.

Возле здания суда было совсем тихо, если не считать, что сама она пару раз ударилась пальцами ног о ступени ржавой пожарной лестницы. На верхней площадке, у карниза, над которым серебрился циферблат городских часов, она вытянула вперед руки.

Вот он, внизу - спящий городишко!

Тысячи крыш поблескивали от лунного снега.

Она грозила кулаком и строила гримасы ночному городу. Повернувшись в сторону пригорода, издевательски вздернула подол. Закружилась в танце и безмолвно засмеялась, а потом четыре раза щелкнула пальцами в разные стороны.

Не прошло и минуты, как она с горящими глазами уже бежала по шелковистым городским газонам.

Теперь перед нею возник дом шепотов.

Притаившись под совершенно определенным окном, она услышала, что из тайной комнаты доносятся два голосам мужской и женский.

Хэтти оперлась о стену; ее слуха достигали только шепоты, шепоты. Они, как два мотылька, трепетали внутри, бились об оконное стекло. Потом раздался приглушенный, неблизкий смех.

Хэтти подняла руку к стеклу, лицо приняло благоговейное выражение. Над верхней губой проступил бисер пота.

Что это было? - вскрикнул находившийся за стеклом мужчина.

Она долго бежала, прежде чем снова задержаться у окна, но уже совсем в другом месте.

В залитой светом ванной комнате - не иначе как это была единственная освещенная комната на весь городок - стоял молодой человек, который, позевывая, тщательно брился перед зеркалом. Черноволосый, голубоглазый, двадцати семи лет от роду, он служил на железнодорожном вокзале и ежедневно брал на работу бутерброды с ветчиной в металлической коробочке. Промокнув лицо полотенцем, он погасил свет.

Хэтти притаилась под кроной векового дуба - прильнула к стволу, где сплошная паутина да еще какой-то налет. Щелкнул наружный замок, скрипнул гравий под ногами, звякнула металлическая крышка. Когда в воздухе повеяло запахами табака и свежего мыла, ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять: он проходит мимо.

Насвистывая сквозь зубы, он двинулся по улице в сторону оврага. Она - за ним, перебегая от дерева к дереву: то белой вуалью летела за ильмовый ствол, то лунной тенью укрывалась за дубом. В какой-то миг человек обернулся. Она едва успела спрятаться. С бьющимся сердцем выждала. Тишина. Потом опять его шаги.

Он насвистывал «Июньскую ночь».

Радуга огней, укрепленных над краем обрыва, швыряла его собственную тень прямо ему под ноги. Хэтти была на расстоянии вытянутой руки, за вековым каштановым деревом.

Вторично остановившись, он больше не стал оглядываться. Просто втянул носом воздух.

Ночной ветер принес аромат ее духов на другой край оврага, как она и задумывала.

Она не шевелилась. Сейчас был не ее ход. Обессилев от бешеного сердцебиения, она прижималась к дереву.

Казалось, битый час он не решался сделать ни шагу. Ей было слышно, как под его ботинками покорно распадается роса. Теплые запахи табака и свежего мыла повеяли совсем близко.

Он коснулся ее запястья. Она не открыла глаза. А он не произнес ни звука.

Где-то в отдалении городские часы пробили три раза.

Его губы бережно и легко накрыли ее рот. Потом тронули ухо.

Он прижал ее к стволу. И зашептал. Вот, оказывается, кто подглядывал к нему в окна три ночи кряду! Он коснулся губами ее шеи. Вот, значит, кто крадучись шел за ним по пятам прошлой ночью! Он вгляделся в ее лицо. Тени густых ветвей мягко легли на ее губы, щеки, лоб, и только глаза, горевшие живым блеском, невозможно было спрятать. Она чудо как хороша - известно ли это ей самой? До недавних пор он считал ее наваждением. Его смех был не громче тайного шепота. Не сводя с нее глаз, он опустил руку в карман. Зажег спичку и поднял на высоту ее лица, чтобы получше разглядеть, но она притянула к себе его пальцы и задержала в своей ладони вместе с погасшей спичкой. Через мгновение спичка упала в росистую траву.

Пускай, - сказал он.

Она не поднимала на него взгляда. Он молча взял ее за локоть и увлек за собой.

Глядя на свои незагорелые ноги, она дошла вместе с ним до края прохладного оврага, на дне которого, меж замшелых, поросших ивами берегов, струилась бесшумная речушка.

Он помедлил. Еще немного - и она подняла бы глаза, чтобы убедиться в его присутствии. Теперь они стояли на освещенном месте, и она старательно отворачивала голову, чтобы ему было видно только ниспадающую темноту ее волос и белизну предплечий.

Он сказал:

Мрак летней ночи вдохнул ее спокойное тепло.

Ответом была ее рука, потянувшаяся к его лицу.

На следующее утро, спустившись по лестнице, Хэтти застала бабушку, тетю Мод и кузена Джейкоба, которые за обе щеки уминали остывший завтрак и не сильно обрадовались, когда она тоже подвинула себе стул. Хэтти вышла к ним в унылом длинном платье с глухим воротом. Ее волосы были собраны в небольшую тугую кичку, на тщательно умытом лице бескровные губы и щеки казались совсем белыми. От подведенных бровей и накрашенных ресниц не осталось и следа. Ногти, можно было подумать, никогда не знали блестящего лака.

Опаздываешь, Хэтти, - как сговорившись, протянули все хором, стоило ей только присесть к столу.

На кашу не налегай, - предостерегла тетя Мод. - Уже полдевятого. В школу пора. Директор тебе задаст по первое число. Нечего сказать, хороший пример учительница подает ученикам.

Все трое сверлили ее глазами. Хэтти улыбалась.

За двадцать лет впервые опаздываешь, Хэтти, - не унималась тетя Мод.

Все так же улыбаясь, Хэтти не двигалась с места.

Давно пора выходить, - сказали они.

В прихожей Хэтти прикрепила к волосам соломенную шляпку и сняла с крючка свой зеленый зонт. Домочадцы не спускали с нее глаз. На пороге она вспыхнула, обернулась и посмотрела на них долгим взглядом, будто готовилась что-то сказать. Они даже подались вперед. Но она только улыбнулась и выскочила на крыльцо, хлопнув дверью.

• 14.

Рэй Дуглас Брэдбери

Летнее утро, летняя ночь

Лето кончилось

Один. Два. Хэтти замерла в постели, беззвучно считая тягучие, неторопливые удары курантов на здании суда. Под башней пролегли сонные улицы, а эти городские часы, круглые и белые, сделались похожими на полную луну, которая в конце лета неизменно заливала городок ледяным свечением. У Хэтти зашлось сердце.

Она вскочила, чтобы окинуть взглядом пустые аллеи, прочертившие темную, неподвижную траву. Внизу едва слышно поскрипывало растревоженное ветром крыльцо.

Глядя в зеркало, она распустила тугую учительскую кичку, и длинные волосы каскадом заструились по плечам. То-то удивились бы ученики, подумала она, случись им увидеть эти блестящие черные волны. Совсем неплохо, если тебе уже стукнуло тридцать пять. Дрожащие руки вытащили из комода несколько припрятанных подальше маленьких свертков. Губная помада, румяна, карандаш для бровей, лак для ногтей. Воздушное нежно-голубое платье, как облачко тумана. Стянув невзрачную ночную сорочку, она бросила ее на пол, ступила босыми ногами на грубую материю и через голову надела платье.

Увлажнила капельками духов мочки ушей, провела помадой по нервным губам, оттенила брови, торопливо накрасила ногти.

Она вышла на лестничную площадку спящего дома. С опаской взглянула на три белые двери: вдруг распахнутся? Прислонившись к стене, помедлила.

В коридор так никто и не выглянул. Хэтти показала язык сначала одной двери, потом двум другим.

Пока она спускалась вниз, на лестнице не скрипнула ни одна ступенька, теперь путь лежал на освещенное луной крыльцо, а оттуда - на притихшую улицу.

Воздух уже был напоен ночными ароматами сентября. Асфальт, еще хранивший тепло, согревал ее худые, не знающие загара ноги.

Как давно я хотела это сделать. - Она сорвала кроваво-красную розу, чтобы воткнуть ее в черные волосы, немного помедлила и обратилась к зашторенным глазницам окон своего дома: - Никто не догадается, что я сейчас буду делать. - Она покружилась, гордясь своим летящим платьем.

Вдоль череды деревьев и тусклых фонарей бесшумно ступали босые ступни. Каждый куст, каждый забор будто бы представал перед ней заново, и от этого рождалось недоумение: «Почему же я раньше на такое не отважилась?». Сойдя с асфальта на росистую лужайку, она нарочно помедлила, чтобы ощутить колючую прохладу травы.

Патрульный полицейский, мистер Уолцер, шагал по Глен-Бэй-стрит, напевая тенорком что-то грустное. Хэтти скользнула за дерево и, прислушиваясь к его пению, проводила глазами широкую спину.

Возле здания суда было совсем тихо, если не считать, что сама она пару раз ударилась пальцами ног о ступени ржавой пожарной лестницы. На верхней площадке, у карниза, над которым серебрился циферблат городских часов, она вытянула вперед руки.

Вот он, внизу - спящий городишко!

Тысячи крыш поблескивали от лунного снега.

Она грозила кулаком и строила гримасы ночному городу. Повернувшись в сторону пригорода, издевательски вздернула подол. Закружилась в танце и безмолвно засмеялась, а потом четыре раза щелкнула пальцами в разные стороны.

Не прошло и минуты, как она с горящими глазами уже бежала по шелковистым городским газонам.

Теперь перед нею возник дом шепотов.

Притаившись под совершенно определенным окном, она услышала, что из тайной комнаты доносятся два голосам мужской и женский.

Хэтти оперлась о стену; ее слуха достигали только шепоты, шепоты. Они, как два мотылька, трепетали внутри, бились об оконное стекло. Потом раздался приглушенный, неблизкий смех.

Хэтти подняла руку к стеклу, лицо приняло благоговейное выражение. Над верхней губой проступил бисер пота.

Что это было? - вскрикнул находившийся за стеклом мужчина.

Тут Хэтти, подобно облачку тумана, метнулась в сторону и растворилась в ночи.

Она долго бежала, прежде чем снова задержаться у окна, но уже совсем в другом месте.

В залитой светом ванной комнате - не иначе как это была единственная освещенная комната на весь городок - стоял молодой человек, который, позевывая, тщательно брился перед зеркалом. Черноволосый, голубоглазый, двадцати семи лет от роду, он служил на железнодорожном вокзале и ежедневно брал на работу бутерброды с ветчиной в металлической коробочке. Промокнув лицо полотенцем, он погасил свет.

Хэтти притаилась под кроной векового дуба - прильнула к стволу, где сплошная паутина да еще какой-то налет. Щелкнул наружный замок, скрипнул гравий под ногами, звякнула металлическая крышка. Когда в воздухе повеяло запахами табака и свежего мыла, ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять: он проходит мимо.

Насвистывая сквозь зубы, он двинулся по улице в сторону оврага. Она - за ним, перебегая от дерева к дереву: то белой вуалью летела за ильмовый ствол, то лунной тенью укрывалась за дубом. В какой-то миг человек обернулся. Она едва успела спрятаться. С бьющимся сердцем выждала. Тишина. Потом опять его шаги.

Он насвистывал «Июньскую ночь».

Радуга огней, укрепленных над краем обрыва, швыряла его собственную тень прямо ему под ноги. Хэтти была на расстоянии вытянутой руки, за вековым каштановым деревом.

Вторично остановившись, он больше не стал оглядываться. Просто втянул носом воздух.

Ночной ветер принес аромат ее духов на другой край оврага, как она и задумывала.

Она не шевелилась. Сейчас был не ее ход. Обессилев от бешеного сердцебиения, она прижималась к дереву.

Казалось, битый час он не решался сделать ни шагу. Ей было слышно, как под его ботинками покорно распадается роса. Теплые запахи табака и свежего мыла повеяли совсем близко.

Он коснулся ее запястья. Она не открыла глаза. А он не произнес ни звука.

Где-то в отдалении городские часы пробили три раза.

Его губы бережно и легко накрыли ее рот. Потом тронули ухо.

Он прижал ее к стволу. И зашептал. Вот, оказывается, кто подглядывал к нему в окна три ночи кряду! Он коснулся губами ее шеи. Вот, значит, кто крадучись шел за ним по пятам прошлой ночью! Он вгляделся в ее лицо. Тени густых ветвей мягко легли на ее губы, щеки, лоб, и только глаза, горевшие живым блеском, невозможно было спрятать. Она чудо как хороша - известно ли это ей самой? До недавних пор он считал ее наваждением. Его смех был не громче тайного шепота. Не сводя с нее глаз, он опустил руку в карман. Зажег спичку и поднял на высоту ее лица, чтобы получше разглядеть, но она притянула к себе его пальцы и задержала в своей ладони вместе с погасшей спичкой. Через мгновение спичка упала в росистую траву.

Пускай, - сказал он.

Она не поднимала на него взгляда. Он молча взял ее за локоть и увлек за собой.

Глядя на свои незагорелые ноги, она дошла вместе с ним до края прохладного оврага, на дне которого, меж замшелых, поросших ивами берегов, струилась бесшумная речушка.

Он помедлил. Еще немного - и она подняла бы глаза, чтобы убедиться в его присутствии. Теперь они стояли на освещенном месте, и она старательно отворачивала голову, чтобы ему было видно только ниспадающую темноту ее волос и белизну предплечий.

Он сказал:

Мрак летней ночи вдохнул ее спокойное тепло.

Ответом была ее рука, потянувшаяся к его лицу.

На следующее утро, спустившись по лестнице, Хэтти застала бабушку, тетю Мод и кузена Джейкоба, которые за обе щеки уминали остывший завтрак и не сильно обрадовались, когда она тоже подвинула себе стул. Хэтти вышла к ним в унылом длинном платье с глухим воротом. Ее волосы были собраны в небольшую тугую кичку, на тщательно умытом лице бескровные губы и щеки казались совсем белыми. От подведенных бровей и накрашенных ресниц не осталось и следа. Ногти, можно было подумать, никогда не знали блестящего лака.

Опаздываешь, Хэтти, - как сговорившись, протянули все хором, стоило ей только присесть к столу.

На кашу не налегай, - предостерегла тетя Мод. - Уже полдевятого. В школу пора. Директор тебе задаст по первое число. Нечего сказать, хороший пример учительница подает ученикам.

Все трое сверлили ее глазами. Хэтти улыбалась.

За двадцать лет впервые опаздываешь, Хэтти, - не унималась тетя Мод.

Все так же улыбаясь, Хэтти не двигалась с места.

Давно пора выходить, - сказали они.

В прихожей Хэтти прикрепила к волосам соломенную шляпку и сняла с крючка свой зеленый зонт. Домочадцы не спускали с нее глаз. На пороге она вспыхнула, обернулась и посмотрела на них долгим взглядом, будто готовилась что-то сказать. Они даже подались вперед. Но она только улыбнулась и выскочила на крыльцо, хлопнув дверью.

Большой пожар

В то утро, когда разгорелся большой пожар, домочадцы оказались бессильны. Пламенем объяло мамину племянницу Марианну, которая гостила у нас, пока ее родители путешествовали по Европе. Так вот: никто не сумел разбить стекло установленного на углу огнетушителя в красном кожухе, чтобы, щелкнув тумблером, включить систему борьбы с огнем и вызвать пожарных в железных касках. Вспыхнув ярче целлофановой обертки, Марианна спустилась в столовую, издала то ли вопль, то ли стон, плюхнулась на стул и едва притронулась к завтраку.

Мама с отцом так и отпрянули - на них повеяло нестерпимым жаром.

Доброе утро, Марианна.

А? - Марианна посмотрела сквозь них и рассеянно произнесла: - А, доброе утро.

Как спалось, Марианна?

На самом-то деле они знали, что ей вообще не спалось. Мама налила Марианне воды, и все ждали, что в девичьих руках из стакана повалит пар. Бабушка, устроившись в своем обеденном кресле, изучила воспаленные глаза Марианны.

Да ты нездорова, только это не вирус, - заключила она, - Под микроскопом и то не разглядишь.

Что-что? - переспросила Марианна.

Любовь - крестная мать глупости, - некстати высказался отец.

Все пройдет, - обратилась к нему мама. - Это только кажется, что девушки глупенькие, - потому что любовь плохо влияет на слух.

Любовь плохо влияет на вестибулярный аппарат, - сказал отец. - От этого девушки падают прямиком в мужские объятия. Уж я-то знаю. Меня чуть не раздавила одна молодая особа, и могу сказать…

Тише ты! - Мама, покосившись в сторону Марианны, нахмурилась.

Да она не слышит: у нее ступор.

Он сейчас подъедет на своей колымаге, - шепнула мама, обращаясь к отцу, словно Марианны рядом не было, - и они поедут кататься.

Отец промокнул губы салфеткой.

Неужели наша дочь была такой же, мамочка? - спросил он. - Что-то я подзабыл - она уж давно самостоятельная, столько лет замужем. Не припоминаю, чтобы она так же глупила. Когда девушка в таком состоянии, у нее ума не заметно. Мужчину это и подкупает. Он себе думает: «Симпатичная дурешка, обо мне мечтает, женюсь-ка я на ней». Женился, а наутро просыпается - мечтательности как не бывало, откуда ни возьмись мозги появились, барахло уже распаковала, лифчики-трусики по всему дому развешивает. Того и гляди в бечевках и веревках запутаешься. А мужу из целого мира остается крохотный островок - гостиная. Потянулся за медом, а угодил в медвежий капкан; радовался, что поймал бабочку, а пригляделся - оса. Тут он начинает выдумывать себе увлечения: филателия, масонство, а то еще…

Хватит, сколько можно! - вскричала мама. - Марианна, расскажи-ка нам про своего молодого человека. Как его там? Айзек ван Пелт, верно?

Что-что? А… да, Айзек.

Всю ночь Марианна металась в постели: то хватала томик стихов и разбирала витиеватые строки, то переворачивалась со спины на живот, чтобы поглядеть в окно на сонный мир, залитый лунным светом. Всю ночь ее истязал аромат жасмина и мучила необычная для ранней весны жара (а термометр показывал пятьдесят пять по Фаренгейту ). Загляни кто в замочную скважину - увидел бы в кровати полудохлого мотылька.

А наутро она встала перед зеркалом, хлопнула в ладоши над головой и спустилась к завтраку, едва не забыв натянуть платье.

За столом бабушка то и дело чему-то посмеивалась. Наконец она не выдержала и сказала вслух:

Надо покушать, детка, а то сил не будет.

Тогда Марианна отщипнула кусочек тоста, повертела его в пальцах и откусила ровно половинку. В этот миг за окном взвыл клаксон. Это приехал Айзек! На своей колымаге!

Ой! - воскликнула Марианна и пулей вылетела из-за стола.

Юный Айзек ван Пелт был приглашен в дом и представлен родне.

Когда Марианна в конце концов укатила, отец опустился в кресло и утер пот со лба.

Ну и ну. Это уже ни в какие ворота…

Да ведь ты сам говорил, что пора ей ходить на свидания, - поддела мама.

Не знаю, кто меня за язык тянул, - сказал отец. - Но она тут околачивается уже полгода, и еще столько же осталось. Вот я и подумал: если бы ей найти подходящего парня…

- …и выйти за него замуж, - мрачно проскрипела бабушка, - то она бы от нас быстренько съехала, правильно?

В общих чертах, - сказал отец.

В общих чертах, - повторила бабушка.

Чем дальше, тем хуже, - не выдержал отец. - Девчонка летает по дому с закрытыми глазами, что-то поет, крутит эти пластинки с любовными песнями, будь они прокляты, и разговаривает сама с собой. Человеческому терпению есть предел. Она, кстати, еще и хохочет без причины. Интересно, в психушке много восемнадцатилетних?

Кажется, приличный молодой человек, - заметила мама.

Остается только уповать на волю Божью. - Отец достал рюмку. - За ранние браки!

На другое утро Марианна, заслышав автомобильный гудок, шаровой молнией ринулась за дверь. Молодой человек даже не успел подняться на крыльцо. Только бабушка, притаившаяся у окна гостиной, видела, как парочка умчалась вдаль.

Чуть с ног меня не сбила. - Отец пригладил усы. - Что происходит? Мозги плавятся? Ну-ну.

К вечеру Марианна заявилась домой и протанцевала через гостиную к шкафу с пластинками. Зашипела игла граммофона. Песня «Древняя черная магия» [«That Old Black Magic» (1942) - популярная песня Гарольда Арлена и Джонни Мерсера; исполнялась оркестром Глена Миллера, Фрэнком Синатрой, Эллой Фицджеральд, Мэрилин Монро (в фильме «Автобусная остановка») и многими другими.] была прокручена двадцать один раз, а Марианна, подпевая «ля-ля-ля», с закрытыми глазами кружилась по комнате.

В собственном доме не войти в гостиную, - сетовал отец. - Я ушел на пенсию, чтобы курить сигары и наслаждаться жизнью, а приходится смотреть, как под люстрой вьется и жужжит это слабое создание - племянница.

Тише ты! - шикнула мама.

Для меня это жизненный крах, - объявил отец. - Хорошо еще, что она всего лишь приехала в гости.

Ты же понимаешь, что значит для девушки приехать в гости. Вдали от дома ей кажется, будто она во Франции, в Париже. В октябре она от нас съедет. Осталось всего ничего.

Это как посмотреть, - выговорил отец, прикинув кое-что в уме. - Может, я до того времени не дотяну сто тридцать дней и сам от вас съеду - на кладбище. - Он вскочил со стула и в сердцах отшвырнул газету, которая белым шатром застыла на полу. - Честное слово, мамочка, сейчас я ей все выскажу.

Решительным шагом он направился к дверям гостиной и остановился, наблюдая за танцующей Марианной.

Ля! - пропела она в такт музыке.

Кашлянув, отец ступил через порог.

Марианна! - окликнул он.

- «Древняя черная магия…» - выводила Марианна. - Что-что?

Он следил за плавными движениями ее рук. Протанцевав мимо отца, она вдруг испепелила его взглядом.

Мне надо с тобой поговорить. - Он поправил галстук.

Да-дум-ди-ду-дум-ди-дум-ди-ду-дум, - распевала она.

Ты меня слышишь? - сурово спросил отец.

Он такой душка, - бросила она.

Не спорю.

Подумать только, он кланяется и распахивает передо мной двери, прямо как швейцар, и еще играет на трубе не хуже Гарри Джеймса, а сегодня утром привез мне букет ромашек!

Допустим.

У него голубые глаза, - Она воздела взор к потолку.

Отец не углядел там ничего примечательного.

А она все смотрела в потолок, где не было ни малейшей протечки, ни трещинки, и без остановки кружилась в танце, даже когда отец подошел совсем близко и со вздохом повторил:

Марианна.

В ресторанчике у реки мы ели омаров.

Омары - понятное дело, но мы не хотим, чтобы ты переутомлялась, выбивалась из сил. Когда-нибудь - вот прямо завтра - останься дома, помоги тете Мэт подрубать салфеточки.

Да, сэр. - Как во сне, она плыла по комнате, расправив крылья.

Ты слышала, что тебе сказано? - вышел из себя отец.

Да, - шепнула она. - О да, - И снова, не открывая глаз: - Да-да.

Дядюшка. - И запрокинула голову, раскачиваясь из стороны в сторону.

Так ты поможешь тете? - прокричал отец.

- …подрубать салфеточки, - промурлыкала она.

Вот так-то! - Вернувшись в кухню, отец присел на стул и подобрал с пола газету. - Не кто-нибудь, а я поставил ее на место!

Тем не менее на следующее утро, не успев спустить ноги с кровати, он услышал оглушительные вопли автомобильного гудка, под которые Марианна сбежала вниз, на пару секунд задержалась в столовой, бросила что-то в рот, помедлила у дверей ванной, пока соображала, вырвет ее или нет, а потом хлопнула входной дверью - и колымага задребезжала по мостовой, унося вдаль фальшиво распевающую парочку.

Отец обхватил голову руками.

С салфеточками надули-с, - пробормотал он.

Ты о чем? - спросила мама.

- «Дулиз», - ответил отец. - Загляну-ка я в «Дулиз» с утра пораньше.

- «Дулиз» только в десять открывается.

Тогда еще полежу, - решил отец и смежил веки.

Весь вечер и еще семь безумных вечеров подвесная скамья на открытой веранде выводила свою скрипучую песню: туда-сюда, туда-сюда. Гостиную оккупировал отец: видно было, как он с мстительным удовольствием затягивался десятицентовой сигарой и вишневый огонек освещал его неизбывно-трагическое лицо. А на веранде мерно поскрипывала подвесная скамья. Отец ждал очередного скрипа. Снаружи до его слуха доносились какие-то шепоты, словно трепыханье ночной бабочки, приглушенные хохотки и милые незначащие словечки, предназначенные для нежных ушек.

У меня на веранде, - выдавил отец. - На моей скамье, - шепнул он своей сигаре, глядя на огонек. - В моем доме. - Он дождался следующего скрипа. - Боже мой.

Сходив в чулан, он появился на темной веранде с поблескивающей масленкой в руках.

Ничего-ничего. Вставать не обязательно. Я не помешаю. Вот только здесь и еще тут.

Он смазал скрипучие соединения. Тьма была - хоть выколи глаза. Марианну он не видел, только чувствовал ее запах. От аромата ее духов он чуть не свалился в розовые кусты. Не видел он и ее кавалера.

Спокойной ночи, - выговорил он.

Вернувшись в дом, он уселся в гостиной: скрипа как не бывало. До его слуха доносился только стук сердца Марианны; а может, это был трепет крыльев ночной бабочки.

По всей видимости, приличный молодой человек, - сказала мама, появившись на пороге с кухонным полотенцем и вымытой тарелкой в руках.

Надеюсь, - шепотом ответил отец. - Иначе стал бы я их пускать, что ни вечер, на свою веранду!

Выход целого сборника, посвященного волшебному городу (нет, даже не городу, а правильнее, наверное сказать, целой Волшебной Стране) Гринтауну, явилось для меня замечательным сюрпризом. К чтению приступил безотлагательно, ибо люблю у Брэдбери весь этот цикл, да и вообще всё.

Большинство рассказов представлены в первоначальной авторской редакции, более половины рассказов не входили ни в какие другие сборники.

Сборник получился просто отличный, не смотря на то, что автор вновь и вновь возвращается к своим излюбленным темам и сюжетам. В рассказе «Туда и обратно» пожилая супружеская пара решила тряхнуть стариной и выйти в свет, но вот стоило ли это делать? А вот главная героиня рассказа «Мисс Бидвелл» вообще в течение сорока лет не выходит из дома далее веранды и даже избавилась от лестницы. Тема старости и приближающейся смерти мастерски раскрыта в грустном рассказе «Кто-то умер». Теме первой любви посвящены рассказы «Лето кончилось», «Большой пожар», «Летняя прогулка», «Всякое бывает». В последнем нам рассказывается грустная трогательная история дружбы четырнадцатилетнего мальчишки и его учительницы. Дети и беззаботное Лето являются героями большей части рассказов сборника.

Нет смысла пересказывать все сюжеты. Добавлю, что «Первопроходцы» и следующие за ним рассказы, являются миниатюрами или микрорассказами всего в несколько абзацев, но при этом претендуют называться настоящими шедеврами.

Брэдбери продолжает писать, радовать, удивлять. Этот сборник - настоящий подарок всем поклонникам его Творчества и Таланта.

Оценка: 10

ВСЯ ОСЕНЬ В ОДНУ КНИГУ

«Все эти чудеса предсказал один единственный прорицатель – первый сентябрьский денёк»

Несмотря на дважды «летнее» название сборника, настроение у него осеннее. Первый же рассказ говорит о том, что «Лето кончилось», а последняя новелла «На исходе лета» - ни что иное, как поэтическая эпитафия самому яркому и тёплому времени года. Персонажи рассказов будут проживать «Всё лето в одну ночь», «В июне, в тёмный час ночной», или же замерзать тоскливыми зимними сумерками, оттаивать, оживая по весне им тоже предстоит, но всё же настоящей королевой этого бала является осень. Рыжая красавица, добрая, понимающая, внимательная и чувственная, приходящая, как предвестник заката жизни, нежно обнимающая перед зимою, в которую все мы умираем.

«Покойника надо уложить чин по чину, засыпать подобающими словами и паузами, а уж потом приниматься за следующего»

По Брэдбери времена года – это не просто сезонные изменения климата, а этапы жизненного пути: яркая весна детства, жгучее лето юности, умудрённая зрелостью осень, переходящая постепенно в старость-зиму, в которой всё явственнее чувствуется морозное дыхание смерти. Именно поэтому даже в самые знойные деньки старикам не удаётся согреться одним только солнцем, холод не отпускает их, необходимо тепло посильнее, человеческое, сердечное. Огонь молодости, который они находят у внуков или черпают из воспоминаний, когда остаются в одиночестве.

«Ему исполнилось всего лишь двадцать, и с каждой женщиной, что сидела на крыльце, когда он шёл мимо, или махала рукой из автобуса, его связывал несостоявшийся роман»

«Летнее утро, летняя ночь» - третья часть автобиографической трилогии, начатой писателем знаменитым романом «Вино из одуванчиков» ещё в 1957-м году. Читатель встретит здесь и Дугласа, и Тома Сполдингов, и их деда с бабушкой, других знакомых персонажей. В 2006-м было издано продолжение «Лето, прощай!», которое изначально являлось частью «Вина из одуванчиков», но по настоянию редактора было изъято при публикации. Заключительная книга цикла состоит из «остатков и обрезков», не вошедших в первые две, она увидела свет ровно через полвека после «Вина», на следующий год после «Лета», в 2007-м.

«Этот портрет соткан из всех снов, из всех женщин, из всех лунных ночей со времён творения»

«Двадцать семь рассказов», заявленные издателями – не совсем точно, примерно треть из них назвать полноценными рассказами вообще нельзя, и принадлежат они к тому типу произведений, который определяется ныне, как «микро» - объёмом на страничку, а то и меньше. Например, новеллы «Проектор» и «Серьёзный разговор» и вовсе величиною с небольшой абзац. Хотя, конечно, в случае с Брэдбери размер не важен, он и в одно предложение может поместить смысла больше, чем иные писатели в многотомную серию.

«Лето уже предвидело свой конец, закруглялось, вытряхивало последние сверкающие песчинки из верхней колбы песочных часов»

В прошлом Рэй Брэдбери, благодаря советской цензуре, представал перед читателем писателем-добрячком, сентиментальным и мягким, практически «плюшевым», самой жёсткой вещью которого был роман «451 градус по Фаренгейту». Ныне же мы знаем, что доброта и сентиментальность не отняли у писателя умения реально смотреть на мир. Даже у такого «взрослого ребёнка». Он любит людей, но понимает, что они способны на многое, и в этом многом встречается как добро, так и зло; он любит живое, но не испытывает панического страха перед мёртвым, зная, что смерть – часть жизни, одна из самых значимых, заключительная её страница; он восхищается любовью, хотя иногда она и приносит больше печали, чем радости. Самое главное – Брэдбери любит читателей, которым всё это неспешно рассказывает.

«Когда поймёшь, что в человеческой природе всегда есть частица зла, тебе будет легче выстоять»

Оценка: 9

«Летнее утро, летняя ночь» оставил после себя приятные, такие теплые впечатления! Из чувств, переживаний и образов Рэй создает, словно волшебник, такие воодушевленные и проникновенные картины, восхитительные рассказы с увлекательным содержанием! Историй из сборника понравилось много, практически все, но пару слов напишу о самых-самых лучших:

«Большой Пожар» о юной девушке вкушающей вкус жизни...

«Все лето в одну ночь» о проницательном мальчике, который повел одинокую учительницу вечером в кино, и она перевоплотилась в эту ночь...

«Мисс Бидвэлл» о старушке, которая 50 лет ждала человека, который однажды пройдя сквозь ее жизнь оставил неизгладимый след...

«Крик из под земли» о том, как все выходящее за рамки реальности взрослых списывается в случаи с детьми на их бурную фантазию...

«Всякое Бывает» - эта история затронула больше всего, настолько она лирична и драматична! Вспыхнувшая мимо вольная страсть и привязанность учительницы и ученика заставляет их проводить вместе время, после уроков она проверяет тетрадки, а он убирается в классе в полном безмолвии, но наслаждаясь существованием и присутствием друг друга. Он начал встречать ее утром перед школой и нес ее книги; она даже однажды пришла в парк, где он устроил для нее пикник..., но скоропостижно и печально эта история необузданных чувств трагично закончилась...

Оценка: 10

«Летнее утро, летняя ночь» - название говорит само за себя? Сборник рассказов именно о лете? Ничего подобного! Эта книга представляет собой нечто большее. Читая её, ты можешь почувствовать лёгкое дуновение весны и аромат распускающихся на деревьях почек; или полной грудью вдохнуть знойный воздух свежескошенной летней травы; а порой тебе может показаться, что в спину уже дышит осень, - только повернись и сможешь поймать яркий водоворот опавших листьев или словить с дерева сладко пахнущих яблок.

Читая этот сборник, ты словно пьёшь. Со страниц к тебе скользит сводящая зубы ледяная вода, способная взбодрить лучше любого кофе; или тёплое молоко, успокаивающее после долгого напряженного дня; а если хочешь вдохновения, то можешь отыскать и яблочный сидр, приправленный капелькой мёда и щепоткой корицы.

Здесь можно отыскать рассказы на любой вкус. Хочешь романтики, - читай «Летняя прогулка»; надоели развлечения и тебя тянет поразмышлять о чём-то серьёзном, то «Проектор», «Семирукие» или «Серьёзный разговор (или мировое зло)» именно для тебя. Захотелось что-нибудь вроде страшилок или эдакого «чернушного», и для тебя найдётся «Крик из-под земли» или «У меня есть, а у тебя нету!». А для наблюдения за тем, какие разные бывают люди и что между ними творится, тебе пригодится «Всё лето в одну ночь» или «Туда и обратно».

Одним словом, сборник «Летнее утро, летняя ночь» заслуживает десятки. А было бы больше, поставила бы оценку и ещё выше.

Оценка: 10

Великолепный сборник коротких рассказов «григтаунского» цикла. Продолжение «Вина из одуванчиков», хотя, как и в вышеуказанном романе, так и в этом сборнике нет сюжета, как такового. Просто эти рассказы объединяет один городок- Григтаун, где происходит действие, и жители, которые в нем живут, взрослые и дети.

Но для рассказов Брэдбери главное значение имеет не сюжет. Эмоциональность, образованная великолепным и неповторимым языком автора- вот в чем ценность этих рассказов. Яркие краски, запахи, прохлада летних ночей, жара июльских дней - все это чувствует читатель! Но и конечно разнообразные оттенки эмоций и мыслей персонажей, мастерски описанные Брэдбери заставляют читать эти рассказы.

Сборник прочитывается на одном дыхании, за один вечер, не отрываясь. Оставляет после себя приятный оттенок легкой грусти. И желание прочитать (или перечитать) другие рассказы Брэдбери.

Оценка: 9

Под обложкой небольшой книжки собраны почти три десятка рассказов и зарисовок – старых, пятидесятых годов (но в первоначальной авторской редакции), и рассказов совсем новых. Большинство – о детях, подростках и стариках из городка Гринтаун, первые известия из которого читатели всего мира узнали из романа «Вино из одуванчиков». «Лето кончилось» - таково название открывающего сборник рассказа 1948 года. «Всё лето в одну ночь» - ещё один рассказ… Лето не кончается никогда!- совсем не скрываемый смысл-месседж сборника замечательного писателя. Нужно только уметь видеть не совсем очевидное, нужно только совершать не принятые в закоснелом обществе поступки. Как сбрасывающая каноны-оковы тридцатипятилетняя учительница из первого рассказа.

Фантастических рассказов в сборнике – раз-два и обчёлся… Но издали же сорок с лишним лет назад в знаменитой серии издательства «Мир» «Зарубежная фантастика» брэдбериевское «Вино из одуванчиков», а эта книга – из того же ряда. Так не бывает? «Всякое бывает» - это название рассказа о любви ученика и учительницы, написанного шестьдесят лет назад. Это история совсем не удивительная… А вот горящая пламенем племянница Марианна, каждый вечер меняющая любовников («Большой пожар»), и сорокалетнее добровольное затворничество, каковое заставляет прервать старая любовь («Мисс Бидвелл»), и «Крик из-под земли» (совсем не «корня мандрагоры»), и взгляд «сквозь запылённое стекло» («Кладбище (или Склеп)»)… Чтоб доказать – настоящих красавиц быть не может, молодой парень даже раскапывает могилу (рассказ «Красавица»). Что же он находит в гробу? Молодой побег зелёного папоротника, листок летней мяты, персик, фиалку, розу… Тут и понимает: «Она красавица». Всё бывает… «Любовь – прекрасная штука» (и никакого «приворотного зелья» ей не надо), первый поцелуй – «очень нежный», а как замечательно «плыть сквозь прозрачную стихию снов и яви» (в «Летней прогулке» 1979 года).

В конце книжки – десяток новых совсем коротеньких рассказиков, обо всём на свете. «И все эти чудеса предсказал один-единственный прорицатель» - так заканчивается последний рассказ… Все эти чудеса нам показал один-единственный писатель! Брэдбери было за девяносто, а он по-прежнему выдавал новые книги, их по-прежнему можно читать с удовольствием. Это не фантастика, настоящая реальность!

Оценка: нет

«Летнее утро, летняя ночь» - сборник рассказов, куда более приближенный к первой части, чем вторая книга. Тем, кого «Лето, прощай» разочаровало, третья книга, пожалуй, ляжет бальзамом на душу. Отголоски первого романа звучат в ней вовсю.

Только, пожалуй, она грустнее, более пронизана нотками сожаления о том, что уже не вернется, об упущенных возможностях, встречах, людях, о том, что могло бы случиться и не случилось...

Отдельные истории жителей Гринтауна, - и основной лейтмотив на этот раз - любовный. Подавляющее большинство рассказов сборника именно о любви, - случившейся или почти случившейся, той, которая могла бы быть, и той, которой никогда не будет, - но о любви между мужчиной и женщиной.

А еще, Дуглас, конечно, потрясающий персонаж, прекрасный герой, но мне почему-то кажется ближе к самому автору его братишка Том. Возможно, я ошибаюсь, но вот как-то воспринимается так.

Оценка: 8

«Летнее утро, летняя ночь», как мне кажется, очень точное название для недавно вышедшего сборника рассказов Рэя Брэдбери. Несмотря на то, что он, в основном, наполнен солнечными, лиричными историями, в некоторых из них находится место грустным ноткам и интонациям.

Во множестве рассказов основной становится тема любви. Так в рассказе «Все лето в одну ночь», тематически близком другому произведению «Рассказу о любви», уже не первый раз Брэдбери обращается к теме «любви все возрасты покорны». Никто не замечал всей внутренней красоты сокрытой в мисс Уэлкс. Лишь совсем еще юный Дуглас Сполдинг сумел разглядеть ее и удивиться, почему же этого не замечают окружающие.

Тема любви продолжается в рассказе «Мисс Бидвелл». Эта история так же перекликается с одним из рассказов Брэдбери «Смерть и Дева». Только здесь жизнь дает второй шанс одинокой женщине.

Грустные нотки (о которых я уже упоминал раньше), звучат в рассказах «Ночная встреча», «Кто-то умер», «Туда и обратно».

В первом, отправляющийся в обыденный ночной рейс по городу Уильям Беккет встречает ту единственную, но не может произнести для нее самые сокровенные, такие важные слова. В «Туда и обратно» пожилая супружеская чета отправляясь на прогулку в город, осознает, что многие маленькие радости жизни уже не доставляют столько же положительных эмоций, что и прежде. Старики из «Кто-то умер», понимают, что они не вечны и их конец близок, ведь все их разговоры о друзьях, знакомых, соседях сводятся в итоге к тому, что «кто-то умер».

Но радостных, солнечных рассказов в сборнике все же больше. Это и «Летняя прогулка», раскрывающая все о чуде первого поцелуя; и ироничная история «Большой пожар»; и сказочный рассказ «Река, что стремится в море»; и восхитительная небольшая «зарисовка» «Первопроходцы». Немного, на мой взгляд, выбивается из контекста сборника рассказ «Крик из-под земли», но множество его достоинств при этом не отменяет.

Новый сборник рассказов Рэя Брэдбери о Гринтауне-глоточек знаменитого «вина из одуванчиков», переносящего каждого в прекрасную летнюю пору.

Оценка: 10

На протяжении всего своего творческого пути Р. Брэдбери не уставал делиться с нами историей своей жизни, лучше всего это получалось в рамках гринтаунских историй. После выхода романов «Вино из одуванчиков» и «Лето, прощай», где сюжетообразующей была история взросления Дуга Сполдинга, в образе которого угадываются черты самого автора, осталась ещё масса нереализованных материалов, рассказов, действие которых также происходит в Гринтауне. Некоторые из них публиковались в составе разных сборников, но под одной обложкой они увидели свет лишь в 2007 году, образовав сборник «Летнее утро, летняя ночь». Многие из имеющихся в данной книге рассказов могли спокойно войти в состав «Вина из одуванчиков», некоторые напоминают эскизы, идеи которые могли быть реализованы в романах. Здесь мы вновь получаем шанс встретиться как с известными персонажами, так и с ещё незнакомыми обитателями Гринтауна. Главное, что почти везде сохранен тот дух, атмосфера, заставившие нас полюбить одуванчиковое вино.

При первом взгляде на содержание книги захватывает дух - целых 27 историй, которые не вошли в оригинальные романы, но при более пристальном обзоре восторгов может поубавиться. Первые 10 рассказов сборника ранее уже публиковались, и если вы внимательно следили за творчеством Брэдбери, то вам они должны быть хорошо знакомы. Завершают сборник 11 микрорассказов, каждый из них по объему от нескольких страниц до пары абзацев. В итоге получается, что из не знакомых читателю полновесных новелл нам предлагают всего 6 историй, половина из которых была написана в конце 40-х - начале 50-х. Согласитесь, совсем не густо... Эти факты нужно иметь в виду, чтобы не строить необоснованных иллюзий. Тем не менее, если вам действительно понравились «Вино из одуванчиков», то эту книгу стоит читать в обязательном порядке - не как продолжение, но как дополнительные материалы, дающие изысканную пищу для философских размышлений, свежие краски и новые смыслы к ранее прочитанному.

Во главу угла здесь поставлены истории, поднимающие темы любви и смерти. Довольно часто героями рассказов становятся старики, а вот дети выходят на первый план редко, их место занимают подростки и молодые люди. Интересно, что автор ставит знаки равенства между любовью и молодостью, смертью и старостью, причем биологический возраст не так важен - отрицание любви всегда фатально, в то же время она может продлить жизнь даже в угасающем от бремени лет теле. Все рассказы строго реалистичны, хотя поэтический дар автора иногда стирает грань между вымыслом и явью. Существенное значение уделяется и описаниям природы, которая здесь представлена не только в летнем, но и весеннем убранстве, в роскошных платьях поздней осени. Небольшой объем большинства рассказов навевает ассоциации с кинопленкой в аппарате умелого оператора - мастерские стоп-кадры, уместный монтаж и крупные планы превращают читателя в зрителя, купившего билет на последний сеанс в гринтаунском кинотеатре «Элит».

Я не стану подробно говорить о первых десяти рассказах, которые ранее уже публиковались, скажу лишь то, что многие из них достойны неоднократного прочтения. В особенности хочется выделить три новеллы. Процесс превращения скромной девушки в раскованную чувственную женщину отлично показан в рассказе «Лето кончилось» - это очень лирическая и в то же время мотивирующая история. Поймать тонкую грань перехода от детства к юности автору удалось в рассказе «Прыг-скок» - здесь есть и красочные описания природы и чудо зарождения первого чувства, а ко всему прочему - образная аллегория жизни, как детской игры в классики. Обязательным дополнением к «Вину» назову рассказ «В июне, в темный час ночной». История Душегуба, оставшаяся по большому счету за кадром в романе, здесь подается от первого лица. Автор дарит нам возможность узнать и понять этого персонажа, здесь раскрываются психологические предпосылки его поведения, из сюжетной функции Душегуб превращается в личность.

Теперь перейдем к 6 новеллам, составляющим ядро сборника. Принято считать, что любовь, превращающаяся с годами в привычку, это что-то плохое, автор стремится доказать нам обратное в рассказе «Туда и обратно». Когда двум людям, прожившим бок о бок почти полвека, хорошо и комфортно вдвоём - что может быть лучше? Да, мир за окном полон чудес и соблазнов, ярких событий и радостных встреч, но всё это не так важно, когда ты на своём месте, и чётко понимаешь, что давно нашёл то, что искал.

Никто не спорит, что нужно стремиться к идеалу, пускай в реальной жизни он недостижим - главное знать, что он существует. Главный герой рассказа «Красавица», молодой человек, ещё не встретивший свою половинку, находится под впечатлением историй старожилов Гринтауна, вспоминающих юную красавицу, самую красивую девушку на свете, умершую в юности много лет назад. Чтобы докопаться до истины герой готов на всё, но стоит ли игра свеч, если мечте полагается быть и оставаться мечтой.

Нет ничего прекраснее любви, убежден автор, люди, лишенные этого дара, обречены и достойны только сочувствия, ведь будучи живы, они давно уже умерли. В рассказе «Приворотное зелье» две пожилые сестры встречают возле дома юную девушку, которая влюблена, по их мнению, безответно. Чтобы помочь несчастной они дарят ей флакончик приворотного зелья, уникального средства. Однако, сработает ли магия там, где бессильны боги, что сильнее - любовь или зависть, жизнь или смерть?

Бывает так, что одно мгновение может решить жизнь, один уверенный шаг навстречу счастью, который можно сделать или же нет... Герой рассказа «Ночная встреча» работает водителем автобуса, в одном из ночных рейсов к нему подсаживается юная пассажирка, в которую он сразу влюбляется, но как выразить свои чувства, как признаться в том, что полюбил вот так вот, сразу и безоговорочно. Сказать сейчас или быть может завтра, а времени до конечной остановки остается всё меньше и меньше...

Почему людям так нравится смотреть криминальную хронику, обсуждать гибель известных людей или просто своих знакомых? Ответ прост - мы сами смертны и за показной скорбью скрываем скрытое облегчение, что это произошло не с нами и не сейчас. Персонажи рассказа «Кто-то умер» две пожилые супружеские пары встречаются после долгой разлуки - о чем поговорить, что обсудить - всё крутится вокруг судеб общих знакомых, но что подумает каждый, когда настанет время прощаться?

В отличие от взрослых дети воспринимают смерть совершенно иначе, они просто не верят в то, что это навсегда, что это не игра, а жестокая реальность. В рассказе «У меня есть, а у тебя нету!» две десятилетние соперницы-одноклассницы избирают довольно страшный способ посоревноваться в том, кто круче, после того, как у одной из них обнаруживают смертельную болезнь. Осознание того, что всё взаправду рано или поздно настанет, но тем и интригует неизбежная развязка, получившаяся острой и неожиданной.

Теперь обратимся к микрорассказам. В зарисовке «Первопроходцы» угадывается рабочая заготовка к рассказу «Отзвук бегущего лета», ставшему частью «Вина из одуванчиков». Здесь автору удалось передать то детское нетерпение с которым ожидается приход каникул и тысячи летних забав, когда уже можно будет сбросить постылые зимние башмаки и пробежаться по траве босиком, а ещё лучше в легких теннисных туфлях. Об одной из лучших новелл в творчестве Брэдбери - «Гонец» - напомнит рассказик «Пёс», здесь мне вспомнился эпизод болезни Дуга, почему бы не представить, что у него в то время мог быть такой пёс, который приносил бы ему в своей шерсти запахи лета?

Небольшой штрих к образу Тома Сполдинга добавляет «Река, что стремилась в море» - умный не по годам мальчуган всё ещё верит в сказки, этот кусочек вполне мог войти в основной текст «Вина». У мальчишек сотни разных забав, каждый может вспомнить что-то из этой серии, обратившись к своему детству. В зарисовке «Лети, лети, лети...» автор припомнил несколько детских развлечений, в принципе этот кусочек хорошо вписывается в текст романа «Лето, прощай».

Умение мечтать - вот одно из свойств настоящего ребенка вне зависимости от возраста, которую автор отметил в зарисовке «Проектор». В следующих двух фрагментах заключена мудрость дедушки Сполдинга, обращающегося к своему внуку, философские мысли изложенные в микрорассказах «Семирукие» и «Серьезный разговор», как мне кажется, были исключены из текста «Вина» только лишь с целью сократить объем романа. Особенно обидно, что в основной текст не вошёл фрагмент «Светлячки», где старый Сполдинг рассуждает о сути истинной любви, критикуя киношную «любовь-морковь» - блестящий эпизод, красочный и глубокий, который просто обязан быть частью «Вина».

Дополнением к аллегоричному антивоенному рассказу «Последний цирк» из сборника «К западу от Октября» можно назвать зарисовку «Цирк», в которой Том Сполдинг, опоздавший на представление, пытается представить как это было, почему и куда уехал из Гринтауна яркий праздник. Очень сильное впечатление сам по себе оставил рассказ «Кладбище (или склеп)», который вызывает ассоциации со сценой на кладбище из романа «Лето, прощай», но по атмосфере гораздо глубже и трагичнее. Здесь автору удалось передать мимолетность жизни, тонкую грань отделяющую бытие от своей противоположности, части рассказа отделены друг от друга десятилетиями, но ощущение времени здесь размыто. Вообще, я перечитал эту вещь три раза подряд, не потому что чего-то не уловил, но просто это маленький шедевр, на мой взгляд.

Завершает сборник зарисовка «На исходе лета» - само название уже говорит за себя, и автор всеми силами старается создать ту самую атмосферу легкой грусти и величия замирания природы. Красивые пейзажные описания, поэтичный слог - здесь всё отлично, только хотелось бы побольше объема и хотя бы чуточку сюжетности.

Все истории, вошедшие в сборник, разные, но по большому счёту автор в каждой из них призывает не бояться двигаться вперед, зарабатывать собственный опыт, познавать мир и открываться собственным чувствам, слушать мудрых людей, но не забывать о том, что сердце всегда подскажет верный выход из любой ситуации. Несмотря на определенные оговорки, сборник получился замечательный, только за одну возможность снова вернуться в Гринтаун автору огромное спасибо. Даже самые простые наблюдения Брэдбери - это важные кирпичики из которых строится здание Жизни. Автор даёт нам материал, но не готовую схему, каждый читатель волен выбирать проект по своему вкусу, кто-то построит роскошный дворец, а кто-то покосившийся барак. Но я всё-таки верю, что гринтаунский опыт не пройдет бесследно, каждый сможет почерпнуть из этих рассказов что-то полезное для себя, а если что-то не получается, возникают сомнения, что ж, всегда можно вернуться к прочитанным книгам и попробовать начать всё заново, может получится.

В каждом мужчине, даже если ему это невдомёк, даже если мыслей таких нет, теплится образ женщины, которую ему суждено полюбить. Из чего сплетается её образ - из всех мелодий, звучавших в его жизни, из всех деревьев, из друзей детства, - никто не рискнёт сказать наверняка. Чьи у неё глаза: не его ли родной матери, чей подбородок: не двоюродной ли сестры, которая четверть века назад купалась с ним в озере, - никому не дано это знать. Но почитай, каждый мужчина, носит при себе этот портрет, словно медальон, словно перламутровую камею, но извлекает на свет редко, а после свадьбы даже не притрагивается, чтобы избежать сравнений. Не каждому случается встретить свою суженую, разве что промелькнёт она в темноте кинотеатра, на страницах книги или где-нибудь на улице. Да и то после полуночи, когда город уже спит, а подушка холодна. Этот портрет соткан из всех снов, из всех женщин, со всех лунных ночей со времен творения.

Девушки, когда они влюблены, только кажутся глупыми, потому что они ничего в это время не слышат.

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

Никогда не узнаешь, как это девчонка в какой-то миг становится вдруг рысью. На этом мужчина и попадается.

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

Некоторые сознательно выбирают такую судьбу: они, как безумные, жаждут, чтобы вид за окном менялся каждую неделю, каждый месяц, каждый год, но с возрастом начинают сознавать, что всего лишь коллекционируют никчемные дороги и ненужные города, не более основательные, чем киношные декорации, и провожают глазами людей-манекенов, которые мелькают в витринах за окном медленного ночного поезда.

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

Возможно, придет время, когда люди научатся распознавать зрелость характера и будут говорить: вот это настоящий мужчина, хотя ему всего четырнадцать лет. По воле случая и судьбы он стал зрелым человеком, который трезво оценивает себя, знает, что такое ответственность и чувство долга. Но пока это время не пришло, мерилом будут служить возраст и рост.

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

Поцелуй - это лишь первая нотка первого такта. А дальше пойдет симфония, но может случиться и какофония...

Рэй Брэдбери. Летнее утро, летняя ночь

А сам думал: пой под окнами, пой под яблонями, пой во дворе, пока гитарные аккорды не достигнут её слуха, пока у неё не польются слёзы. Заставишь женщину плакать - считай, ты победил. Всю её гордыню как рукой снимет, и музыка тебе в этом поможет.